жизнь с ее сексуальными атрибутами кипит в знаменитом Синдзюку, где многонациональный женский бизнес сконцентрирован главным образом в квартале Кабуки-тё и где работает специальное «справочное бюро по удовлетворению», ориентирующее отдыхающих, где и как именно они могут получить удовольствие, а неподалеку оттуда, у парка Окубо, мы разговаривали с местными гомосексуалистами. Менее раскованная (или просто более гетеросексуальная?) и более молодая часть населения Токио предпочитает встречаться в демократичной Сибуе, а увеселения для англоязычных иностранцев сконцентрированы в «дипломатическом» районе Роппонги (для совсем уж недипломатических развлечений многие отправляются в районы Эбису, известный своими китаянками). Время от времени полиция наводит порядок, приводящий в упадок бизнес то в одном, то в другом квартале. В памяти остались кварталы, следы которых сегодня уже сложно отыскать: Фудзими в Кавасаки и Исэдзаки-тё в Иокогаме, хранившие традиции Ёсивары (девушки там по-прежнему сидели в витринах, но уже не решетчатых, разумеется, а в стеклянных). Но в каком бы районе развлечений вы ни были, вы обязательно найдете девушек в униформе «горничных» (не путать с девушками из мэйдо-кафе в районе Акихабара — они не относятся к нашей теме!), красоток в медицинских халатах или просто девиц, одетых непонятно во что, но во что-то форменное. Многие из них, как те же представительницы мэйдо-индустрии, раздают флаеры с рекламой массажных салонов, «клубов по интересам», секс-шопов, частных клиник, конечно же, «рабу хотэру» — отелей любви, и не имеют никакого отношения к эротическому бизнесу, но их притягательность для местных мужчин связана именно с униформой. Спецодежда стала отчетливым символом секса, эротическим клише, понятным японцам и вызывающим у них соответствующую реакцию. Им это нравится, их это возбуждает, и обращение девушек в форме к мужской аудитории всегда оказывается высокоэффективным. Почему?

По всей вероятности, объяснение этого феномена следует искать в истории становления японского общества — чрезвычайно зажатого, иерархичного, четко поделенного по вертикали и горизонтали на общественно значимые ячейки, в каждой из которых размещается и осознает свое место любой японец. В целом японский социум на протяжении как минимум тысячи лет был ориентирован исключительно на верховенство мужчин, но после буржуазной революции 1868 года, а затем после окончании Второй мировой войны начал медленно и неохотно, но все же уже заметно менять гендерную систему ценностей, и процесс этой ломки продолжается и сегодня. При этом, как мы помним, еще в средневековой Японии некоторая женственность части мужского населения и ее нестандартные влечения были не то чтобы серьезной проблемой, но все-таки замечались и отмечались обществом — как мы читали об этом в сочинениях самурайских классиков. То есть, в ряде случаев не таких уж и малочисленных, чтобы считать их недостойными внимания исключениями, мужчины в сексуальных отношениях вынужденно брали на себя женскую, подчиненную по отношению к доминанту, роль. Женщины — в традиции — и раньше старались показать в сексе превосходство мужчины методом самоуничижения — вспомните простые, но действенные приемы куртизанок из Ёсивары.

Сегодня проблема классического гендерного соответствия стала острее и заметнее. Многие мужчины чувствуют дискомфорт из-за того, что их основополагающее значение в семье, шире — в обществе, на глазах утрачивается, а они не могут ничего с этим поделать. Это происходит не только потому, что у них нет на это сил, но и в связи с тем, что такая тенденция является модной, она становится естественной для современной Японии. Модно — быть унисексуалом, даже с некоторым уклоном в би-, женственным юношей, покорным сотрудником, мягким, как сейчас говорят в Японии — «травоядным» мужчиной. Однако человеческая природа пока не может перестраиваться так же быстро, как общественное сознание и тем более мода. В самых интимных уголках души многие мужчины хотят первенства, превосходства, главенства над женщиной, зримого, визуального и аудиального воплощения своей способности обладать ею, как в сексуальном, так и в психологическом контексте. Мужчины часто стремятся быть «хищниками», даже если они не вполне способны на это. Лучшего решения этой проблемы, чем обладание (или хотя бы намек на него) женщиной в униформе, пожалуй, не найти.

В традиционном, бюрократичном, жестко регламентированном обществе для человека очень важно, что, надевая униформу, он обретает четко обозначенную общественную функцию. Он теряет часть собственной индивидуальности, но автоматически как бы немного возвышается над тем, кто в этот момент такой формы не имеет. В обычных условиях это никак не выражается, и, конечно, не стоит думать, что настоящий японский полицейский, к примеру, надев мундир, упивается своей властью. Но дополнительная степень уважения или интереса, возникающая в подсознании большинства по отношению к человеку в спецодежде, — безусловная реальность. Даже горничная в отеле, соответствующим образом одетая, может вызвать вожделение у мужчины, испытывающего комплекс неполноценности, так как, принуждая ее к сексу, он понимает, что заставляет уклоняться ее от выполнения важных служебных обязанностей, и его маскулинное самосознание в этот момент чувствует удовлетворение охотника. Он не только сильнее, чем она, ему кажется, что он сильнее общества, а это дорогого стоит. И наоборот: уступающая, но сопротивляющаяся женщина выказывает таким образом уважение даже к самому вялому мужчине. В голливудском блокбастере «Трудности перевода» есть показательный фрагмент: к знаменитому американскому актеру, приехавшему в Токио на съемки рекламного клипа, в номер приходит женщина, предлагающая себя в игровой форме изнасиловать и наглядно показывающая, как это надо сделать («мните, мните на мне колготки!»). Когда актер отказывается, она сама падает на пол и, обнажаясь, кричит: «Не надо, не надо!» Остается загадкой — прислали ее к гостю радушные хозяева или она пришла сама, но, так или иначе, с японской точки зрения она изо всех сил демонстрировала высшее расположение к мужчине. Ее поведение показывает: «Я сопротивлялась, но он оказался сильнее. Он настоящий самец!»

В Японии к тому же вплоть до ХХ века чрезвычайно важную роль играло наличие одежды на человеке, ее количество и качество. Не вдаваясь в подробности этой интереснейшей темы, досконально изученной российским японоведом Александром Николаевичем Мещеряковым[82], стоит отметить только, что в этой стране и встречали, и провожали всегда по одежке или по ее отсутствию. Если кратко: чем больше одежды, тем ее «носитель» богаче, авторитетнее, уважаемее. Важная особенность: количество, качество, цвета и фасоны одежды на протяжении столетий регламентировались в Японии правительственными указами. Правительство же в этой стране было, по сути своей, военным — самурайским. Неудивительно поэтому, что особое уважение живущие во времена диктатуры обязаны были оказывать носителям определенных знаков отличия, а впоследствии, после отмены кимоно как официальной формы одежды, и мундира в современном его понимании. Возможно, сексуальное доминирование над человеком в форме подсознательно рассматривается склонными к таким фантазиям мужчинами как компенсация их неуспешности не